Повесть о Татариновой. Сектантские тексты [litres] - Анна Дмитриевна Радлова

Анна Радлова

Повесть о Татариновой. Сектантские тексты

© А. Д. Радлова (С. Д. Радлов), 2022

© А. М. Эткинд, составление, предисловие и примечания, 2022

© Н. А. Теплов, оформление обложки, 2022

© Издательство Ивана Лимбаха, 2022

Александр Эткинд

Предисловие

Анна Радлова – петербургская писательница, десятилетиями находившаяся в центре литературной жизни столицы. Ей посвящена поэма Михаила Кузмина «Форель разбивает лед»; в ее альбом писали стихи Блок и Мандельштам, Гумилев и Вагинов.

Радлова – автор нескольких поэтических сборников и множества переводов. Менее известно, что в 1920-х годах она пробовала себя в драматической и прозаической формах.

Секты

Забытые тексты Радловой посвящены особой стороне русской истории, ее культурной изнанке и религиозному подполью – сектам. В эпоху Реформации и после нее религиозные секты сыграли ключевую роль во многих европейских странах. В России, как известно, Реформация не состоялась. Однако религиозное инакомыслие приняло здесь необычайно радикальный характер. Привлекая к себе постоянное внимание, оно породило уникальные идеи и формы жизни. Но религиозные новации так и не сумели стать частью официальной культуры. Хлысты, скопцы, духоборы, молокане, штундисты, баптисты – таковы лишь самые крупные из русских сект. Все они развивались в столкновении между национальной религиозно-культурной традицией и западными, в основном протестантскими, влияниями. В этом, как и во многом другом, культура народного сектантства разделила судьбу высокой русской культуры.

Народная вера сектантов вызывала постоянное беспокойство государства и заинтересованное внимание интеллигенции. Эпохе романтизма свойственинтерес к тайнам, и она же диктовала сходное по своей интенсивности влечение к народу. Народные тайны получали в романтической культуре едва ли не абсолютный приоритет. Угроза отхода от православия, которой сопровождались такого рода искания, часто придавала им незаконченный, недоговоренный, но от этого еще более острый характер. Интерес к национальной мистике, воплощенной в народных сектах, был характерен для Пушкина, Ивана Тургенева, Мельникова-Печерского, Достоевского, Писемского, Льва Толстого. В пушкинской «Сказке о золотом петушке», в ранней повести Достоевского «Хозяйка» и в его зрелом «Идиоте» сектантские персонажи наделяются зловещей силой, которую они используют против интеллигентного героя. Пушкинский текст особенно явно обращен к мужчинам: «Добрым молодцам урок». Есть тут и женщина; роль этой красавицы, контролируемой сектантским персонажем, сводится к возбуждению чувств главного героя. Трагический конец этих историй выражал страх культуры перед силами, репрессированными ею и ушедшими в неведомое подполье, но продолжающими тревожить, как во сне.

Новое открытие сектантства пришлось на Серебряный век. В символистской и постсимволистской литературе самые разные люди объясняли свою жизнь и искусство правдой или выдумкой о сектантах, рассказывая о знакомстве с ними или даже о личном обращении в их веру. Необыкновенные истории ушедшего в сектанты Александра Добролюбова и пришедшего оттуда Николая Клюева потрясали воображение современников. О хлыстах и скопцах писали Андрей Белый, Мережковский, Бердяев, Блок, Кузмин, Пришвин, Ремизов, Бальмонт, Гиппиус, а потом и Горький, Всеволод Иванов, Пильняк, Форш, Цветаева. Все они, говоря о сектантах, одновременно говорили о чем-то другом – о религии, революции, поэзии, сексуальности. В этом контексте забытые сочинения Радловой занимают свое естественное место. Систематизируя опыт предшественников, Радлова создала необычно яркую картину сектантского опыта. В этой задаче с текстами Радловой может соперничать, наверно, только «Жизнь Клима Самгина» Максима Горького[1].

Литература вымысла не была так сильно противопоставлена литературе факта, как это свойственно нашему времени; многие авторы искали возможность синтеза между тем, что мы называем фикшн и нонфикшн. Лучше других овладев историческими источниками, Радлова развивает гендерно-мистическую идею, которая была свойственна многим литературным текстам того времени: идею о женском лидерстве в сектантской общине и о необыкновенных эротических и мистических способностях этих женщин-лидеров.

Идея необычной привлекательности сектантских «богородиц» принадлежала давней традиции и одновременно – близкому будущему. Основатель Саровской пустыни иеросхимонах Иоанн пытался в самом начале XVIII века обратить в православие заволжских раскольников-капитонов (которых враги звали «купидонами»). Так он встретился с раскольницей Меланьей: «…даже и до днесь о том присно мя мысль стужаше и всячески мя распаляше». Меланья жила в скиту с пятнадцатью другими монашками, и Иоанн знал, что «они бесящеся и мятущеся яко пьяные». Меланья приглашала Иоанна к себе в монастырь; это «дьявол мя блазнит», понял монах, изобретший эротическую прелесть женско-

Ivask G. Russian Modernist Poets and the Mystical Sectarians //

Russian Modernism. Culture and the Avant-Garde. 1900–1930. Ithaca: Cornell University Press, 1976. P. 85–106, и соответствующие главы в: Эткинд А. Хлыст. Секты, литература и революция. М.: Новое литературное обозрение,

1998.

го иноверия. В новых условиях эта идея соединила в себе два радикальных интереса – к сектантству и феминизму. Главные героини отечественной словесности, предметы роковой страсти русских литераторов – Аполлинария Суслова (подруга Достоевского и жена Розанова) и Любовь Менделеева (жена Блока и подруга Белого) – сравнивались современниками с раскольничьими богородицами. «Железная женщина» Мария Закревская-Будберг, многолетняя подруга Максима Горького, в подобном же образе вошла в большую литературу. В «Жизни Клима Самгина» она представлена в образе главной героини этого огромного романа, Марины Премировой-Зотовой, главы сектантской общины революционного времени. Зотова указывает на жившую за сто лет до нее Катерину Татаринову как на свою предшественницу. И наконец, Анна Радлова завершила эту вековую традицию, написав портрет великолепной сектантки былых времен.

Автор

Анна Радлова выросла в обеспеченной семье коммерсанта Дармолатова, члена правления Азовско-Донского банка, получившего личное дворянство и вырастившего четырех дочерей. Одна из них, Сарра, стала художницей и была замужем за художником;

другая, Вера, стала женой врача, брата Осипа Мандельштама; третья, Анна, вышла замуж за сына крупного философа. То был солидный мир петербургских квартир, биржевых новостей и тяжелой

привозной мебели. Здесь вели долгие разговоры о страданиях народа, глупости властей и политических изменениях, преимущественно в далеких странах. Кому-то этот мирок казался душноватым, но более благополучной жизни в России не было ни до, ни после, ни вне его. По всем признакам, заключенный в 1914 году брак между Анной Дармолатовой и Сергеем Радловым начинался счастливо, но предвестники грядущих катастроф жили и в нем. Выпускница Бестужевских курсов – первого в России высшего учебного заведения, доступного для женщин, – Анна Радлова с редким успехом совмещала роли светской красавицы и скромного трудолюбивого литератора. Она хорошо знала и мужское поклонение, и женскую несвободу, и те особенные трудности, которые связаны с предвзятым недоверием к творческому труду одаренной женщины.

Радлова перепробовала разные жанры – лирическую поэзию,